В берлинском клубе «Репортер» выступит народный артист России Роман Карцев.


«Мы играли с Витей миниатюру „Везучий и невезучий“. Она длилась всего пять минут, но за это время перед глазами проходили две человеческие жизни».



Фото: Роман Карцев в фильме «Улыбка Бога, или Чисто одесская история» (2008)

Искусство Романа Карцева и Виктора Ильченко, игравших миниатюры Михаила Жванецкого, прочно укоренилось в золотом фонде памяти поколений, живших в Стране Советов в эпоху застоя и перестроечные годы. Сей театр-союз актеров и писателя, каждый из которых неподражаем, снабжал противоядием от пагубной для души абсурдной составляющей тех времен. Правда, Роман Андреевич шутит: «С советской властью мы не боролись – она развалилась сама».

Он до сих пор чувствует себя осиротевшим после смерти Ильченко (помните, как у Высоцкого: «Всё теперь одному») и словно за двоих продолжает радовать публику своим многогранным талантом.

– Роман Андреевич, на протяжении всей вашей карьеры, где бы вы ни играли – на сцене театра и эстрады, в кино, о вас всегда можно было сказать, что вы дарите публике «живое слово». Что для вас означает это понятие?

– (Смеется.) Живое слово – это живое дело. Как его оживить? А это уже другой вопрос, очень сложный. Если говорить о юморе, то на мне и Михаиле Жванецком кончается живое слово, потому что сейчас в чести живые шутки-пошлости. Честно говоря, даже не очень хочется говорить о том юморе, который сегодня пользуется популярностью в России. Лучше я скажу несколько слов о том, что произошло в моей жизни с тех пор, как я в последний раз был в Германии. А не был я у вас уже долго, лет 10. За это время я написал две книги. Одна из них автобиографическая и называется «Малой, Сухой и Писатель» (так называли Романа Карцева, Виктора Ильченко и Михаила Жванецкого в Одессе, книга вышла в 2001 г. – С. Г.). В ней рассказывается о нашей работе в театре Райкина и том, что было после. Вторая книга – художественная. Это второе издание моего сборника «Родился я в Одессе», которое редакторы назвали «Приснился мне Чаплин…». Книга вышла в этом году. А еще я снялся в двух фильмах. Первый из них – «Улыбка Бога, или Чисто одесская история» Владимира Аленикова. Это очень одесская картина с хорошими артистами, в которой лирика соседствует с юмором. Второй фильм – «В стиле Jazz» Станислава Говорухина. Он мне позвонил и спросил: «Хочешь сниматься?» – «Да». А Говорухин знает, что я пишу, и поэтому предложил: «Напиши себе эпизод с таксистом из Одессы». Я так и поступил, в фильм ввели мой эпизод, он имел большой успех. А совсем недавно я принимал участие в юбилейном вечере в честь 100-летия со дня рождения Аркадия Исааковича Райкина, в театре которого мы с Ильченко и Жванецким проработали семь лет. Райкину будет посвящен еще один вечер, который состоится 11 декабря в Питере.

– Естественно, что вы многому научились, работая с Райкиным. Но, вероятно, можно и даже нужно говорить о взаимовлиянии. Ведь Аркадий Исаакович с живостью воспринимал то, что предлагали вы вместе с Ильченко и Жванецким.

– Это правильно, у нас было какое-то взаимодействие времен. А сейчас в среде людей, занимающихся юмором, это взаимодействие прервалось. В этом вся беда. И это случилось не только в среде юмористов, но и в целом во всех областях российской жизни. Ведь нельзя говорить, что в Советском Союзе было только много плохого.
У Райкина не существовала школа как таковая, он никого не учил. Мы учились в процессе работы в его театре, наблюдая за тем, как играет Аркадий Исаакович. Конечно, он делал нам замечания и предлагал какие-то свои варианты. Но у нас был Миша Жванецкий, и это нас с Витей Ильченко просто спасло. Так и образовался театр автора и двух актеров. До сих пор никто не может сыграть такие миниатюры. Мы отличались от Райкина. Мы ушли от него, понимая, что надо двигаться дальше, и сделали свой театр. Райкин – великий актер. У него был свой театр, а у нас – немножко другой. Но всё равно весь юмор, который был в Советском Союзе, вышел из Райкина. Многие ему пытались подражать, он был для всех примером, был вершиной, значительной величиной.

– Думаю, что всё дело в той глубокой театральности, которая присутствовала в выступлениях его труппы. Это был Театр миниатюр, но каждый его спектакль отличался большой театральной глубиной. Вот потому-то и невозможно было повторить его и ваши миниатюры тем, кто не умел и не умеет так играть.

– В Одессе был студенческий театр «Парнас-2», в Москве – театр МГУ, и они очень серьезно занимались миниатюрами. У нас в «Парнасе-2» были тогда вещи не хуже, а может даже и лучше, чем у Райкина, потому что для нас писал Миша Жванецкий. У нас был настоящий театр. Не то что там: сказал две строчки – ха-ха-ха, сказал две строчки – ха-ха-ха. Это репризы типа Задорнова. У нас был театр, в котором присутствовали образы, характеры. Откуда возник Швондер? До съемок в «Собачьем сердце» я сыграл, может, пять таких Швондеров, образы которых создал Жванецкий. Вот потому-то этот персонаж у меня и получился. Тут всё взаимосвязано. И это настоящий театр, только миниатюр, где за две-три минуты можно сыграть человеческую жизнь. Когда мы с Витей Ильченко ушли от Райкина, то получили премию Всесоюзного конкурса артистов эстрады. Нас показали по телевизору, и только тогда мы стали известными. Это был 1970 г., мы играли миниатюру «Везучий и невезучий». Она длилась всего пять минут, но за это время перед глазами проходили две человеческие жизни. Ведь это так интересно, когда можно играть комедию, трагедию, лирику, всё что угодно. В том и трудность театра миниатюр. Я считаю, что сейчас никто не занимается этим жанром, поскольку нужно массу вещей уметь – не только там спеть что-то, станцевать или сыграть кое-как. Думаю, что именно поэтому этот жанр исчезает как динозавр.

– Ваши миниатюры с Ильченко создавали у меня глубокое убеждение, что у вас обоих огромный актерский потенциал. Оно еще более усилилось, когда в середине 1980-х я посмотрел в Московском театре «Эрмитаж» ваш моноспектакль «Искренне ваш…». В нем блестящие элементы буффонады сменяла щемящая сердце грусть. На сцене была сама жизнь.

– Неплохой был спектакль. Женя Ланской, наш одессит-режиссер, сумел удачно соединить Чехова и Жванецкого, Шолом-Алейхема и Зощенко. Я много лет его играл в «Эрмитаже». У меня было еще пять моноспектаклей. Это сложный жанр.

– Вот потому-то меня и впечатлило, как вы держите в напряжении зал, который вместе с вами плывет по волнам эмоций.

– Да, в моноспектакле ты должен беспрерывно быть с публикой. Я привезу в Германию спектакль «Родился я в Одессе». Я играю классику – Жванецкого, кое-что еще, читаю отрывки из своей книги. Спектакль построен из произведений разных авторов, но всё равно я пытаюсь сделать одно целое. Предусмотрен в новом спектакле и разговор с публикой, который я веду между миниатюрами, монологами. Я, между прочим, первый стал говорить с ней. Раньше в театре это не практиковалось. Аркадий Исаакович не говорил от себя со зрителями. А я вот уже давно стал это делать. И очень хорошо получается, потому что публика чувствует – не только ты ее интересуешь, но и она тебя интересует. У меня в Америке был смешной случай, который я описал в одном из своих рассказов. Выхожу на сцену: «Добрый вечер». А один зритель-старичок идет по центральному проходу и говорит: «Подождите, я сейчас сяду» – ну, Брайтон, что поделаешь. Сел и велит: «Продолжайте». И вот так я и говорил с ним весь вечер. Я читаю монолог: «Я не буду высоким, красивым и стройным…» А он возражает: «Почему? Ты хорошо выглядишь!». Женщина кричит: «Не слушайте его, он со всеми так разговаривает!» Это и есть нормальное общение с публикой. А если бы я начал кричать: «Сядьте, не мешайте! Дайте мне выступать, а другим слушать!» – всё, это был бы конец. Это равносильно тому, что нельзя с пьяным вступать в какой-то конфликт. В разговор вступать можно, а в конфликт – ни в коем случае.

– А что вы наиболее всего ценили в Викторе Ильченко? Какую черту его характера?

– Самое ценное – это его ум. Он был очень умный. Но не в том смысле, что заумный, эрудит или что-то в этом роде. Нет, он просто подавал идеи Мише Жванецкому, он одергивал меня, когда я прыгал на режиссеров и скандалил с ними. Он был противовесом нам с Мишей. У Вити был другой характер. Он был очень выдержанный и умел промолчать, когда так надо было. Но Витя также делал весьма уместные замечания, и делал их без всякой злости. Мы с ним крепко дружили. И хотя были совершенно разные, но понимали друг друга с полуслова. В январе будет 20 лет, как он от нас ушел. Мы сделаем специальную программу нашего театра – я, Миша Жванецкий, Клара Новикова. Мы будем играть, и собранные деньги вручим Тане Ильченко, вдове Вити. Мы поддерживаем эту семью, потому что иначе быть не может.
Я сейчас начал фиксировать «переписку» с Витей – словно он мне с того света пишет, я ему – отсюда. У меня уже два письма есть. Я делаю это больше для себя, но, может быть, на вечере, который будет посвящен его памяти, я прочитаю всё это. Ну это если вкратце говорить о Вите. А так я о нем полкниги написал. И началось всё мое писание с того, что я в самолете летел 16 часов с другого континента. И вдруг стал писать о том, как мы с Витей встретились, как работали вместе.
Я привезу две свои книги в Германию и буду продавать на концерте. Сейчас у нас все пишут книги. Много их лежит на вокзалах, в киосках – что хочешь можно купить. А вот моих книг там нет, потому что я их продаю только на концертах для своей публики. Я знаю, что такие люди приобретут книгу и не бросят ее, а обязательно прочтут.



Роман Карцев в моноспектакле «Родился я в Одессе». 03.12., 19.00. Reporter Club (Großbeerenstr. 186, 12277 Berlin). Билеты от 10 €. Их можно приобрести по следующим адресам:
Großbeerenstr. 186–192, 12277 Berlin (Teл.: 030 – 269 47 400);
Lietzenburgerstr. 16, 10789 Berlin (Тел.: 030 – 236 288 48 или 030 – 214 765 14);
An der Urania 17, 10787 Berlin (Teл.: 030 – 210 18 660).