Журналист Алан Позенер так вспоминает ту ночь: «Ночь на 3 октября 1990 года мы с друзьями, которые незадолго до падения стены бежали из Восточного Берлина, провели в клубе Clärchens Ballhaus». «Желаю приятного воссоединения», - проворковал при входе официант, и оно было приятным - с крымским шампанским, квикстепом и танго, хотя я смутно припоминаю, что в полночь мы по ошибке вместо «Песни немцев» исполнили «Смело, товарищи, в ногу». А на следующее утро мы пробежали через Бранденбургские ворота вдоль одетой в осеннее золото липовой аллеи к Дворцу республики и были, несмотря на крымское похмелье, просто счастливы», - рассказывает журналист в интервью газете Die Welt.Современные немцы, и это понятно, уже не испытывают былой эйфории, просыпаясь осенним утром 3 октября. Люди воспринимают праздник, по-своему радуются ему… Но готовы ли они идентифицировать себя с ним?«Через полтора десятилетия после падения стены праздник все еще был так слабо укоренен в коллективном сознании, что бундесканцлер Герхард Шредер даже возомнил, что сможет упразднить День немецкого единства... Но предложение было отклонено, в том числе и из-за сопротивления президента Хорста Кёлера. Праздник остался. Им скорее пользовались как социальной льготой, а не отмечали его как памятный день, - рассказывает Алан Позенер.Современный День немецкого Единства сильно отличается от всеобщего ликования, охватившего Восточную и Западную Германию. Пиво, сосиски, вездесущая реклама компании Coca-Cola. Но можно ли упрекать немцев за отсутствие пафоса? 3 октября – уличный праздник, без колонн и транспарантов (потому что хватит, «намаршировались» уже). И, возможно, именно эта простота объединяет немцев.Источник: Die Welt
